Наш Ваня достиг возраста полноценного "преображенца" и в этот раз в лагере был организованной самостоятельной единицей. Я очень сомневалась, честно признаться, в успехе нашего безнадёжного дела. Он из разряда "оочень домашних, ооочень мамочкиных сыночков". В этом, конечно, моя вина есть, но это отдельный разговор. Тут я проигрывала всякие варианты: как я буду спать с Федей и Ваней на одной кровати если Ваня не сможет в отряде один. Что он будет делать если я занята со своим отрядом. И так далее и тому подобное... Но Ваня всё выдержал! Ему было очень трудно, но он большой молодец.
Ваня был в пятом отряде. Пятый отряд - это отдельная тема. Это что-то... Это около двадцати маленьких, самых младших, мальчиков, которые с трудом представляют кто они, где они и зачем. Я была вожатой на маленьких девочках и я мать Ивана Лизунова, поэтому я очень-очень хорошо представляю, что же это за зверь такой - пятый отряд.
Ваня совершенно случайно попал в комнату с Кириллом и Яном. Эта "тройка борзых" представляла из себя союз абсолютно творческих людей. Они были рады общению друг с другом. Это я замечала каждый раз, когда мне приходилось заглядывать к ним в комнату.
Во-первых, у них царил хаос или, если помягче, "творческий беспорядок". По словам вожатых - "авгиевы конюшни". Когда открываешь дверь и заглядываешь в эту комнату, то время замедляется и ты в растерянности и недоумении замедляешься тоже, медленно -медленно вращаешь головой: вправо-влево, вверх-вниз и шаги делаются плавными и воздушными, как бы повисшими в воздухе, а глаза большими и круглыми. Затем, в великом изумлении, ты медленно, как в кино, опускаешься на ближайшую кровать, потом правда очень-очень быстро поднимаешься с криком обратно, вытаскиваешь из-под себя ножницы в резиновом сапоге, это отрезвляет и ты уже спокойно садишься обратно. Тут-то замечаешь, что детей в помещении нет. Посреди комнаты стоит тумбочка. И ещё тумбочка. И ещё. Они не на своих местах, а как бы в хороводе. Пол толстым слоем покрыт обрезками бумаги, шишками, пластилином, разноцветными резиночками и браслетами из них. Поверх этого слоя чернозёмом лежат разные предметы одежды и обуви: куртки, майки, носки, штаны... Венчает композицию красивый концертный галстук-бабочка.
Одинокий, никому не нужный по своему истинному предназначению чемодан, раскрыв рот печально валяется тут же совершенно пустой...И тут, большой шкаф распахивается изнутри и из него вываливаются совершенно счастливые дети:
- А мы туут! А мы туда все втроем влезаем!!! А в чемодан - нет! В чемодан - только вдвоёёём!
Потом оказывается, что вещи лежат потому что проводились испытания чемодана и шкафа на предмет вместимости небольших шестилетних мальчиков, а тумбочки так стояли потому что это не тумбочки никакие, а киоски, а всё вокруг - это ярмарка. А без бабочки Ян просто не мог поехать в лагерь.
Потом я какое-то время трясла перед Ваниным носом вещами, которые он должен был, по моему мнению одеть:
- Ваня! Ваня! Вот! Видишь? Эти носки, эту кофту и эти штаны... ВА-НЯ! Вот это. Ты слышишь меня? Вот это нужно одеть. После обеда... ты понял?
Ваня вроде кивал. Я выбегала из этого "эпицентра творчества", потому что моих тоже нельзя надолго оставлять, хоть они и в два раза больше по всем параметрам, кроме творческих. Потом понимала, что до сих пор держу в руках резиновый сапог с ножницами и в спешке возвращалась, поставить на тумбочку...
После обеда Ваня выходил опять в старом.
Представляете, а таких больше двадцати! И было море всяких занятий и мероприятий на которые их всех надо было организовать!
Вожатых на пятый отряд положено тоже трое. Они все были новичками, но, тем не менее, достойны восхищения.
У Евгения Георгиевича висела сумка на боку, полная маленьких жевательных мармеладок. Порой он напоминал Куклачёва, держал одну мармеладку всегда на изготове, ловко раздавал команды и вкладывал их в рот воспитанникам.
Александр Владимирович появлялся на людях исключительно обвешанный детьми. Одной рукой он, как правило, пытался отобрать палку, а другой препятствовал драке, если бы у него была третья, то он бы сразу же, параллельно завязывал шнурки драчунам.
"Мне больше всего понравилась Татьяна Александровна!" - говорит с нежностью наш Ваня про третью вожатую.
Вот маленький ролик, который Евгений Георгиевич сделал про свой отряд. Я смеялась от души, потому что он здорово передаёт атмосферу пятого отряда.
Ванька 18 дней спал без меня. Как он так смог - я до сих пор не понимаю. Он каждый вечер дома должен спросить меня: "Мама, а мне не приснится сегодня страшный сон?" А я должна ответить: "Нет, нет, сынок, страшный не приснится, а приснится добрый, хороший." Я ему для лагеря сразу оптом на все дни сказала эту фразу :-) Ну они там, я думаю, так уставали и физически и от впечатлений, что им никакие сны не снились вообще. Он, когда меня встречал мимоходом в лагере, спрашивал иногда: "Мама, а можно я с тобой?" А я говорила строго: "Нет, нет, ты должен быть со своим отрядом." Ваня говорил грустно: "Ну почему я не могу быть с тобой? Почему мы должны быть не вместе?" Потом всякие веселые события его утешали и он выглядел весёлым.
В последний день я пришла проконтролировать его сборы.
Как жаль, что я не сфотографировала чемодан Янчика перед закрытием! Надо спросить у его мамы, не сфотографировала ли она его, когда открывала...
О, эти, иглами дикообраза торчащие из пластилина и резиновых сапог, карандаши! И эта чудная концертная бабочка посередине!
Всё самое неожиданное и нелепое плюс верхний двадцатисантиметровый слой почвы, было сложено огромной кучей и утрамбовано и утыкано сломанными карандашами. Все трое были заняты сборами и выглядели довольными. Я вынесла Ванину сумку и села с ним посидеть немного.
- Ваня, миленький, ты такой был молодец! Вот так испытание тебе было! Ты - умничка!
- Я уже не выдерживаю это испытание. - сказал Ваня, положил голову ко мне на колени и тихо заплакал.
Надо же, подумала я, оказывается действительно было трудно ребёнку, а так и не скажешь... Что-то там, у них в душе творится :-)